— Они здесь. Я тебе перезвоню.
И кладет трубку.
Мама резко вздергивает голову. Бросает нож и поворачивается к нам лицом. Потом концентрирует взгляд на наших руках и смотрит на Дрю.
— А наглости тебе не занимать, раз ты снова показался здесь.
Дрю смиренно вздыхает и пытается ответить:
— Кэрол…
Но мама его обрывает:
— Не хочу ничего слышать! Тебе слова не давали. — Она машет в мою сторону. — Я понимаю, что моя дочь — взрослая женщина, но для меня? Она мой ребенок. Мой единственный ребенок. И то, через что ты заставил ее пройти — непростительно.
Он снова пытается:
— Я понимаю…
— Я сказала, тебе слова не давали! Ты не можешь сказать ничего такого, чтобы это облегчить.
— Кейт и я…
— Заткнись! Когда я думаю о том, в каком состоянии она сюда приехала… Почему ты думаешь, что можешь просто вот так провальсировать назад в ее жизнь, после всего, что ты ей наговорил? После того, что ты наделал!
Дрю молчит.
А моя мама кричит:
— Что ж, не стой просто так! Отвечай!
Я всегда считала свою мать спокойной вопреки всякому хаосу. Рассудительной. Сейчас это улетучилось.
Дрю открывает рот, но не произносит ни слова. Вместо этого, он поворачивает на меня свой недоуменный взгляд. И я спешу на помощь.
— Мам, это все оказалось ужасной ошибкой. Дрю не знал про ребенка.
— Ты сказала, что рассказала ему про ребенка — а он в ответ снял дешевую проститутку!
И тут мой вновь титулованный бойфренд решает, что сейчас самое время вставить слово:
— Она не была дешевой, уж поверьте мне.
Я впиваюсь ногтями в его ладонь, чтобы заткнуть его.
Потом объясняю маме:
— Нет, он не знал. Он думал, что я говорю совершенно о другом. Это было недопонимание.
Вмешивается Ди-Ди:
— А вот эту песенку я уже слыхала. Она, на самом деле, уже устарела.
Я закатываю глаза.
— Не сейчас Ди-Ди.
Мама складывает руки на груди и постукивает ногой.
— Ноги его здесь не будет, Кэтрин. Его здесь не жалуют.
И вот почему вам не следует жаловаться своим родственников на кого-то другого, кто для вас тоже важен. Они не знают его так, как знаете вы, и, конечно же, они не любят его так, как любите вы. Так что они никогда — никогда — не смогут его простить так, как прощаете вы.
Хоть я и могу понять мотивы своей матери, у меня самой сейчас полно забот. А она только делает хуже.
— Если дело в этом, то я тоже здесь не останусь.
Моя мать в шоке и опускает руки по бокам.
А Долорес говорит:
— Эй, кретин — Дрю поворачивается в ее сторону. — Да, ты. Это как раз тот момент, когда ты должен сказать, что не хочешь вставать между Кэти и ее матерью. Что ты поедешь в отель.
Дрю фыркает.
— Думаю, я не до такой степени благородный. Я остаюсь с Кейт. Куда она, туда и я.
Ди расплывается в улыбке.
— О, прям как Джек и Роуз в Титанике. — Она поднимает вверх руку. — Кто еще надеется, что этот идиот закончит так же, как и Джек?
Я ее игнорирую и продолжаю смотреть на маму. В ее голосе слышна мольба.
— Это был нервный день, Кэти. Тебе надо побыть одной, вдали от всех, чтобы ты могла ясно мыслить.
— Нет, мам. Я уже итак была одной столько, сколько могу вынести. Дрю хочет этого ребенка. Он любит меня. Нам надо поговорить, все обсудить. — Я смотрю на Ди-Ди. — Без вмешательства зрителей.
Потом опять поворачиваюсь к маме.
— И все это случилось не только по его вине. Я тоже наделала ошибок.
Как и все матери, моя не спешила признавать недостатки своего ребенка.
— Это он тебе сказал? Что это твоя вина?
— Нет, это то, что я знаю. Частично это моя вина, — я вздыхаю. — Может, и правда, будет лучше для всех, если я и Дрю поедем в отель.
Зачастую упрямство — это наследственное, потому что тут она говорит:
— Нет. Я не хочу, чтобы ты ехала в отель. Если хочешь, чтобы он остался, тогда я не против. Но мне это не нравится. — Она смотрит на Дрю. — Просто держись от меня подальше, тебе же лучше.
Потом она вылетает из комнаты.
Поднимается Джордж.
— Пойду, поговорю с ней.
Прежде, чем выйти, он поворачивается к Дрю и протягивает свою руку.
— Рад тебя видеть, сынок.
Дрю выпускает мою руку, что пожать руку Джорджа, что перерастает в мужское объятие.
— Приятно слышать, что хоть кто-то рад.
Джордж улыбается и направляется вслед за моей матерью.
Потом перед нами встает Билли.
Если вы присмотритесь, то увидите, как Дрю выпячивает свою грудь — как примат в мире дикой природы, готовый до смерти сражаться за последний банан.
— Ты хочешь что-то добавить, Уоррен?
Билли смотрит на Дрю. А потом игнорирует его, поворачивая свой взгляд ко мне.
— Я сказал ему, что, скорее всего, ты в парке, потому что знал, что ты этого бы хотела.
Я по-доброму улыбаюсь.
— Хотела. И очень ценю то, что ты сделал. Мы оба ценим.
Я пихаю Дрю локтем. А он просто пожимает плечами, никак не комментируя.
А Билли говорит:
— Он тебе не нужен, Кэти. Вот так вот просто.
— Я люблю его, Билли. Вот так вот просто.
Он еще какое-то время удерживает мой взгляд, потом качает головой и поднимает руки, показывая, что он сдается.
— К вашему сведению? Вам двоим нужна конкретная терапия, как вчера. Поверьте мне, я могу распознать дисфункциональный синдром, когда вижу его.
Я киваю.
— Мы подумаем об этом.
Дрю фыркает.
— Как угодно.
Долорес встает рядом с Билли и обращается к Дрю.
— Я буду с удовольствием наблюдать за тем, как ты будешь пытаться выбираться из ямы полной дерьма, в которую ты сам себя загнал. Это будет намного лучше того, что я сама могла бы для тебя придумать. — А потом добавляет свою запоздалую мысль. — А если нет… мне придется, действительно, покреативить.