У черного хода в кухню я слышу голос Дрю. Вместо того чтобы войти, я заглядываю в щелку, где дверная петля. Дрю стоит у разделочного стола, замешивая тесто в чашке. Мама чопорно сидит за столом в углу. Разглядывая счета, громко стуча по кнопкам на калькуляторе. У нее строгое лицо, злое — чертовски настроенное на игнор другого человека на кухне.
Я слушаю и наблюдаю, успевая застать окончание истории Дрю.
— И я говорю «Два миллиона? Я не могу предлагать такое своему клиенту. Возвращайтесь, уже без этих шуточек».
Он смотрит на мою мать, но реакции ноль. Он возвращается к своему тесту и говорит:
— Это как я несколько недель назад сказал Кейт — некоторые парни должны знать, когда их обошли.
Мама швыряет счет на стол и берет еще одни из кучи.
Дрю вздыхает. Потом ставит чашку на стол и садится напротив моей матери. Она делает вид, что его нет.
На мгновение он задумывается, потирая своими костяшками щетину на своем подбородке. Потом наклоняется к моей матери и говорит:
— Я люблю Вашу дочь, Кэрол. Как… я-подставлюсь-за-нее-под-пули любовью.
Моя мама фыркает.
Дрю кивает.
— Угу, понятно. Может, для Вас это ни черта не значит. Но… это правда. Не могу обещать, что я снова не оплошаюсь. И если вдруг это случится, это не будет таким масштабным, как моя последняя катастрофа. И я могу обещать, что все сделаю, что в моих силах, чтобы загладить свою вину перед Кейт… сделать все правильно.
Мама продолжает смотреть в счет, что в ее руках, будто в нем содержится лекарство от рака.
Дрю садится прямо, смотрит в сторону окна и немного улыбается.
— Когда я был ребенком, я хотел быть, как отец. Он всегда носил хорошие костюмы и работал на последних этажах огромного здания. И у него всегда все было под контролем, словно весь мир под рукой. Когда я повстречал Кейт… нет… когда я понял, что она предназначена для меня, все, что я хотел, так это быть тем парнем, который делает ее счастливой. Который ее удивляет, заставляет ее улыбаться.
В первый раз моя мама смотрит на Дрю. Он смотрит на нее в ответ и говорит ей решительным голосом:
— Я все еще хочу быть тем парнем. Я все еще думаю, что смогу им стать. И я надеюсь, что однажды, Вы будете думать так же.
Спустя мгновение, Дрю встает и возвращается к приготовлению завтрака.
Я жду, наблюдая, как моя мама продолжает сидеть за столом, молча и не двигаясь. Разве это не то, что хотят слышать все родители? Что единственная цель человека, которого любит ваш ребенок — это сделать их счастливыми? Не могу поверить, что она не тронута словами Дрю.
Она говорит:
— Ты все делаешь не так.
Дрю перестает мешать и поворачивается к моей матери.
— Разве?
Она поднимается и забирает у него из рук чашку.
— Да, если ты растираешь слишком сильно, блины получатся тяжелыми. Сильно толстыми. Надо мешать так, чтобы просто смешать ингредиенты. — Она слегка улыбается Дрю. Но этого достаточно. — Я тебе помогу.
Медленно, Дрю улыбается в ответ.
— Это было бы здорово. Спасибо.
Вот — намек на теплое и пушистое. Мое сердце немного оттаивает. Потому что каждая девушка хочет, чтобы ее мама видела хорошее в человеке, которого она любит.
Я вплываю на кухню.
— Доброе утро.
— Доброе утро, милая. Как ты себя чувствуешь? — спрашивает мама.
— Хорошо. Правда, хорошо.
Я подхожу к Дрю, который нежно меня целует и обнимает за плечи.
— Ты почему встала? Ты не прочитала мою записку?
— Прочитала. Но я хотела посмотреть, что ты делаешь. Как дела?
Он подмигивает.
— Все нормально.
Мы остаемся в Гринвилле еще на один день, прежде чем вылетаем в Нью-Йорк поздним рейсом. Первым делом в воскресенье утром мы вместе переступаем порог нашей квартиры.
Я оглядываю гостиную, пока Дрю складывает наши сумки в углу. Квартира убрана, сверкает чистотой и пахнет лимонной полировкой для мебели. Она выглядит точно так же, как и тогда, когда я отсюда вышла неделю назад. Ничего не изменилось.
Практически читая мои мысли, Дрю говорит:
— Я вызывал уборщиц.
Я посмотрела в коридор, что ведет в ванну.
— А костер?
Мы обсудили с Дрю его экскурс в пироманию. Он сказал, что сжег несколько фотографий, но есть копии. Ничего не утеряно безвозвратно.
Как-то поэтично, вам не кажется?
Мрачно, я ему говорю:
— Дрю, нам надо поговорить.
Он осторожно меня осматривает.
— Ни один разговор в истории, который начинался с этих слов, еще никогда не заканчивался хорошо. Почему бы нам не присесть.
Я сажусь на диван. Он садится в глубокое кресло и поворачивается ко мне.
Я перехожу сразу к делу.
— Я хочу съехать.
Он прокручивает мои слова у себя в голове, а я готовлюсь к спору, который, я знаю, произойдет.
Но он просто едва кивает.
— Ты права.
— Да?
— Да, конечно. — Он оглядывает комнату. — Я должен был подумать об этом раньше. Ведь это там, где случился твой самый ужасный кошмар. Как дом из Ужаса Амитивилля — кто же здесь захочет жить?
Он воспринимает это намного лучше, чем я думала. До тех пор, пока он не продолжает:
— У сестры есть отличный агент по недвижимости. Позвоню ей прямо сейчас. А пока мы может остановиться в Уолдорфе, если хочешь, пока не подыщем новое место. На этом рынке, это не займет слишком много времени.
— Нет, Дрю, я сказала, Я хочу съехать. Одна. Хочу найти свою собственную квартиру.
Он хмурит брови.
— Зачем тебе это?
Вам, скорее всего, тоже интересно. Я думала об этом какое-то время, планировала в своей голове, с тех пор, как решила, что оставлю этого ребенка с Дрю или без него. Потому что есть разные степени зависимости. Я всегда хотела быть финансово обеспеченной, и теперь я такая. Но я никогда не была зависимой эмоционально. И на данном этапе моей жизни, это то, чего мне хочется.