Она права. Но женщины сильнее мужчин. Конечно, мы можем превзойти их в физической силе, но во всем остальном — психологически, эмоционально, сердечно-сосудисто, генетически — женщины гораздо сильнее.
— Это потому что Бог мудрый. Он знал, если через весь этот ужас придется пройти мужчине, человеческий род вымер бы еще вместе с Адамом.
Она усмехается.
Потом из дверей доносится голос:
— Как у нас здесь дела?
— Привет, Боби.
— Привет, Роберта.
Да — я обращаюсь к ней только по полному имени. Пост-травматический стресс? Возможно. Все что я знаю, когда слышу имя Боб? Сразу хочется вскрыть себе вены садовым ножом.
Роберта проверяет приборы в конце кровати.
— Все выглядит хорошо. У тебя раскрытие примерно три сантиметра, Кейт, так что надо еще немного подождать. Есть какие-то вопросы?
Кейт смотрит на нас надеждой.
— Эпидуральную?
Вот вам совет — не будьте мазохистами. Делайте эпидуральную анестезию. Повторю вам, на случай, если вы не расслышали: ЭПИДУРАЛЬНАЯ АНЕСТЕЗИЯ.
По словам моей сестры — это чудо лекарство. Она бы с радостью отымела того парня, кто это придумал — а Стивен, наверно, позволил бы ей. Стали бы вы дергать зуб без новокаина? Или удалять аппендикс без наркоза? Конечно, нет.
И не надо мне тут рассказывать всякую ерунду о том, что надо «прочувствовать весь процесс» деторождения. Боль есть боль — нет здесь ничего чудесного.
Это просто охренеть как больно.
Роберта лаково улыбается.
— Пойду, организую ее прямо сейчас. — Она делает кое-какие заметки на планшете, потом возвращает его на место. — Скоро вернусь, чтобы проверить, как ты. Попроси сестер отправить мне сообщение, если тебе что-то понадобится.
— Хорошо. Спасибо, Роберта.
Когда она выходит за дверь, я поднимаюсь и беру телефон.
— Хочу позвонить твоей маме. Здесь связь плохо ловит. У тебя все будет хорошо, пока я не вернусь?
Она машет рукой.
— Конечно, я никуда не денусь. Мы будем здесь.
Я наклоняюсь и целую Кейт в лоб. Потом наклоняюсь еще ниже и целую ей живот, говоря:
— Без меня не начинай.
Потом выбегаю за дверь — пытаясь догнать врача Кейт в коридоре.
— Эй, Роберта!
Она останавливается и разворачивается.
— Привет, Дрю. Как дела?
— Я нормально, нормально. Я хотел спросить тебя о частоте сердцебиения ребенка. Сто пятьдесят — не многовато ли?
Голос Роберты терпимый, понимающий. Она уже к этому привыкла.
— Это в пределах нормы. Обычно наблюдаются слабые колебания в частоте сердцебиения плода во время потуг.
Я киваю. И продолжаю.
— А давление у Кейт? Есть признаки предэкдампсии?
Знание — сила. Чем больше вы знаете, тем больше контролируете ситуации, по крайней мере, именно это я себе повторял последний восемь месяцев.
— Нет, как я тебе уже говорила вчера по телефону — и позавчера тоже — у Кейт давление не придраться. Оно было нормальным всю беременность.
Я потираю подбородок и киваю.
— А ты когда-нибудь принимала в родах ребенка с плечевой дистоцией? Потому что никогда не знаешь, что это случается, когда головка ребенка уже…
— Дрю. Я думала, мы договорились, что ты перестанешь смотреть Скорую Помощь?
Скорая Помощь должна выходить с предупреждающим знаком. Этот фильм шокирует. Если вы страдаете легкой ипохондрией или собираетесь стать родителем, готовьтесь к бессоннице уже после просмотра одного сезона.
— Я знаю, но…
Роберта поднимает руку вверх.
— Слушай, я знаю, что ты чувствуешь…
— Знаешь? — спрашиваю я резко. — Ты когда-нибудь брала всю свою жизнь и передавала ее кому-нибудь в руки и просила его позаботиться о ней? Вернуть тебе ее в целости и сохранности? Потому что именно это я сейчас и делаю. — Я провожу рукой по волосам и смотрю в сторону. И когда я снова начинаю говорить, у меня дрожит голос. — Кейт и этот ребенок… если что-нибудь когда-нибудь…
Я даже не могу закончить свою мысль, не говоря уже о том, чтобы это произнести.
Она кладет руку мне на плечо.
— Дрю, ты должен мне доверять. Знаю, это трудно, но постарайся и сосредоточься на положительном. Кейт молода и здорова — и нас полно причин считать, что эти роды пройдут без осложнений.
Я киваю головой. И логическая часть моего мозга знает, что она права.
— Возвращайся к Кейт. Постарайся насладиться тем временем, что у вас осталось. После сегодняшней ночи, вас уже будет не двое — и еще очень долго.
Я заставляю себя кивнуть еще раз.
— Хорошо. Спасибо.
Разворачиваюсь и иду назад к палате. Останавливаюсь в дверях.
Вы ее видите?
Вся в окружении подушек — зарыта в пушистое одеяло, которое мы взяли из дома по ее настоянию. Она выглядит такой маленькой. Чуть ли не маленькая девочка, которая прячется в кровати своих родителей во время грозы.
И я чувствую необходимость сказать ей эти слова — убедиться, что она знает.
— Я люблю тебя, Кейт. Все, что у меня есть хорошего в жизни; все, что действительно имеет значение — это только потому что есть ты. Если бы мы не встретились? Я был бы жалок — и, скорее всего, слишком туп, чтобы это даже понять.
Она смотрит на меня с непроницаемым лицом.
— Я рожаю, Дрю — я не умираю. — Потом ее глаза становятся шире. — Господи, я ведь не умираю, правда?
И вот, что помогает мне резко прийти в себя и перестать паниковать.
— Нет, Кейт. Ты не умираешь.
Она кивает.
— Тогда, ладно. Ну что б ты знал, я тоже тебя люблю. Люблю, что ты финансируешь будущее Маккензи, потом что ты не перестанешь ругаться. Люблю, как безжалостно ты дразнишь свою сестру, но ты убьешь любого, кто обидит ее. Но больше всего… я люблю то, как ты любишь меня. Я постоянно это чувствую… каждый день.