Мне приходилось прилагать сознательные усилия, чтобы быть осторожнее с Кейт во время секса. Медленно и нежно, не смотря на фантастично креативные позиции. Но сейчас, то, что она говорит — ее голос — Господи, я делаю все, чтобы не загнуть ее у раковины и не отыметь ее до потери сознания.
— Я хочу жестко… пожалуйста, Дрю… как у нас бывало…
Боже, вот, наверно, как чувствует себя помешанная горилла, только что сбежавшая из зоопарка.
— Просто… не смотри на меня, если…
Словно ветка сухого дерева, я внезапно ломаюсь. Крепче хватаю ее за руки и разворачиваю кругом. Рукой хватаю ее за волосы и оттягиваю ее голову назад так, чтобы я мог атаковать ее шею. И мой жесткий стояк трется об ее зад. Кейт стонет. Другая моя рука скользит вверх по ее животу, сильно хватая ее за грудь. Она переполняет мою ладонь. Наши губы сливаются, языки переплетаются в противоборстве. Беру ее на руки и направляюсь прямиком в спальню.
Кейт прижимается к моей груди.
— Подожди, Дрю, я сильно тяжелая. Можешь повредить себе спину.
Если бы я не был так возбужден, я бы чертовски оскорбился. Прерываю ее еще одним глубоким поцелуем. Затем кладу ее на кровать.
Одну за одной расстегиваю пуговицы спереди ее платья. Не чтобы подразнить ее, а чтобы показать ей.
— «Не смотри на меня», ну-ну! Смотреть на тебя — это самое лучшее!
Ну ладно, не самое лучшее. Но довольно приятное.
Она в нетерпении ерзает и расстегивает свой лифчик. Спускает его с плеч. А я какое-то время любуюсь своим творением, лаская взглядом каждый сантиметр ее тела. Восхитительная!
Потом зарываюсь лицом в ее грудь, облизывая и посасывая ее, отдавая должное каждому благодатному холмику.
Кейт изгибает спину и тянет меня за волосы. Извиваясь. Стягиваю через голову рубашку.
Она обнимает меня за спину — массируя ее — прижимая меня сильнее. Я издаю стон и подбираюсь поцелуями к ее шее, чтобы снова слиться с ней в долгом поцелуе. Я не хочу, чтобы прямо сейчас она думала о ребенке, но я не могу просто так пройти мимо ее живота, чтобы не почтить его своим вниманием. Прижимаюсь к нему губами, с трепетом.
Потом я поднимаюсь. Расстегиваю ремень и стягиваю на пол брюки и белье. Дыхание Кейт учащается. Разбухшие губы приоткрыты. А возбужденные глаза смотрят прямо на меня.
Беру ее за лодыжки и стягиваю к краю кровати, обвивая ее ноги вокруг себя.
Скольжу своим членом вверх и вниз по ее влагалищу, покрывая головку ее соками.
Потом останавливаюсь и встречаюсь с ней взглядом. Я знаю, она хочет горячей скачки, и я с радостью, но сначала:
— Если тебе станет больно, или ты почувствуешь хоть какой-нибудь дискомфорт, ты должна мне сказать.
Она быстро кивает. И это все, что мне требуется, прежде чем я врываюсь в нее. Черт. Мы вместе издаем стон, протяжный и громкий. Я закидываю голову назад и снова делаю толчок.
Сейчас она туже. Не знаю, то ли это давление ребенка, или просто милость Божья, но ее вагина сжимает меня, словно Венерина хренова мухоловка, наслаждающаяся своей последней добычей. Наши бедра сталкиваются, с шумом, трением, так грубо, как только я могу это позволить.
Все это вызывает ощущения первобытности. Грубости. Но такие невероятно сильные, просто недопустимо. Ее массивные груди скачут при каждом толчке. Она задыхается и рычит, наслаждаясь каждой секундой всего этого. Кейт тянется к моему бедру, но оно слишком далеко от нее, поэтому, вместо этого, она сжимает простыни.
Сохраняя ритм быстрым и устойчивым, я скольжу рукой между нами, и начинаю ласкать ее клитор, именно так, как она это любит. Потом я начинаю двигаться быстрее, сжимая ее невероятно темные соски. Грудь Кейт всегда была ее слабым местом, но в последнее время, она стала сильно чувствительной.
Она открывает рот, но издает лишь слабый хнык. И это просто невыносимо.
— Давай, малыш, ты же можешь еще.
Я сильно и долго сжимаю каждую ее грудь. И она кричит.
— Дрю… Дрю… да…
Ну вот, так намного лучше.
Я кладу свои руки ей на колени, держась за них, как за рычаги. Притягиваю ее к себе, когда делаю толчок.
— Боже… Кейт…
Я больше не смогу сдерживаться. И при таком темпе, я этого и не ждал. Опускаю голову, и просовываю руку под ее зад. Приподнимаю ее выше — чтобы войти в нее еще глубже. Двигаюсь быстрее.
Кейт сжимает ноги, и я чувствую, что она тоже близка. И она стонет… что-то бубнит… и все это так прекрасно. И потом она теряет контроль. Сжимается вокруг меня. Унося меня с собой. Я держу ее за талию, прижимая ближе к себе, когда мы кончаем вместе.
Позже, когда наше дыхание, наконец, успокаивается, я падаю на кровать рядом с ней.
— Черт. Никогда к этому не привыкну.
Она смеется.
— Угу. Мне это нужно было.
Потом она прикусывает нижнюю губу и смотрит на меня искоса. Застенчиво.
— Хочешь повторить?
Нашла о чем спрашивать.
Несколько часов спустя я просыпаюсь после сексовой комы от звуков голоса Кейт.
— Ух… чертова пицца. Будь проклят тот, кто ее придумал.
Я потираю сонные глаза и смотрю в окно. Снаружи все еще темно, всего лишь пару часов ночи. Кейт расхаживает по комнате, поглаживая свой живот. Тяжело дыша.
— Кейт? Что случилось?
Она останавливается и смотрит в мою сторону.
— Нечего. Спи. — Она тихонько стонет. — Просто живот болит.
Просто живот болит?
Известные последние слова.
А следующее, что вы узнаете, дядюшка Морти лежит на столе в морге от обширного инфаркта, о котором он даже не подозревал. При мне такого не случится, приятель.